Г фрикативное

Фонема [г] произносится как /g/ в севернорусских диалектах, /ɣ/ в южнорусских диалектах (северная граница - Тула, Рязань, Саратов - Alone Coder), /ɦ/ в украинских и белорусских диалектах русского), при оглушении [к] (в севернорусских диалектах) или [х] (в остальных диалектах). Ранее фрикативное произношение [г] было распространено шире. Сейчас оно постепенно исчезает и в Рязани (Alone Coder).

Территориальное распределение звуков на месте [г] в средней полосе России на 1950-е годы показано на карте: [1]

Южнорусское, украинское, белорусское, верхнелужицкое, чешское и словацкое г фрикативные. Польское, болгарское и севернорусское - взрывные.

В белорусском "г звучит как гортанное придыхание, обычно, не перед звонкими и сонорными, глухое: ноhа, иhрать." (Дурново 2000 120/)

Историческое распространение

Южнославянские языки

В ряде хорватских и словенских диалектов [г] фрикативное (самые дальние от османского влияния южнославянские).

Островоvнiпрах, Воvлнiпрах - названия днепровских порогов у Константина Багрянородного (X в) - это информация по древнерусскому, хотя неполногласие от болгарского (Дурново 2000 80/). [г] оглушилось в [х], хотя в современном болгарском оно взрывное (болг бр+ьг читается бряк (Дурново 2000 59/)). [г] в греческом того периода было уже фрикативным: см. вставное г в народном греческом 9 в. после еv, оv (Селищев 1951 19).

стсл къгда, когда (однако также когъда), вьсегда - кластеров из 2 взрывных в стсл не бывает.

Знак Х в глаголице - вариация знака Г.

Праславянские *kt, *gt перед гласной переднего ряда дали шт, но это не говорит об их парности по звонкости, т.к. рефлекс *xt перед гласной переднего ряда неизвестен (потому что *x не образуется перед взрывными). Вообще в праславянском языке *k,*g,*x работали одинаково.

Свидетельством фрикативности праславянского *g является его палатализация в ж. Иванова (Старославянский язык, с. 87 и др.) предполагает, что палатализация *g > ж происходит через незафиксированное звено *дж, а *g в з - через *дз. Но общепринятое чтение "s" как "дз" ничем не доказывается и противоречит данным старославянских памятников, где "s" часто путается с "з", но никогда не путается с "дз" (впрочем, "ц" тоже не путается с "тс").

Косвенным свидетельством взрывного праславянского *g считают изменение *зж в жд в старославянском и церковнославянском: иждити 'изжить', иждивитисq (Срезн.: от изъ + живитисq), иждимати (Срезн.), иждьжение (Срезн.: от изъ + житиjе), въждел+ьти 'возжелать', измъждити/измъжаниjе/измъждалыи/измъжчалыи (Срезн.; совр. измождённый вм. измозжённый - Грот), иждизати 'изжигать' (Срезн.: иждизають=ижигають). В древнерусских памятниках зафиксировано три варианта написания этих комбинаций: изж=иж=ижд (Срезн.). Это явление параллельно аналогичному явлению с глухими согласными: дррус ращибити 'расшибить' (Срезн.) и объясняется через вставные согласные без привлечения гипотезы о взрывном *g.

Взрывное г появляется уже в старославянских памятниках: "къникьчиjq" вместо кънигъчиjq (Мар. четв.), хотя "книхчиjq" (Супр.). Получается, что язык Супрасльской рукописи - с фрикативным г, а язык Мариинского четвероевангелия - со взрывным. Но и в Супр. есть 1 случай "глада" вместо "клада".

Процесс развития звука с сильной артикуляцией из звука со слабой артикуляцией (в частности, взрывного из фрикативного) называется фортицией.[2] Переход /ɣ/→/g/ засвидетельствован в германских языках.[3]

Польский язык

пол rozniewać 'разгневать' - тут возможно выпадение согласного в группе согласных. Других примеров нет.

ksiądz 'священник', если родственно слову "князь", доказывает взрывное g в гипотетическом польском диалекте праславянского во время 2-й или 3-й палатализации. Также pieniądze 'деньги'. Других примеров на стсл s = пол dz нет. На kn > ks есть только один пример - księga 'книга' с необъяснимым ę (если родственно слову "книга", а не слову "кряж"). В knut сохранилось kn (Фасмер считает заимствованием из восточнославянских).

Wolliger Mensch: "K-ń- в праславянском было только в словах *knigovъka, *kъněja, *kъniga, *kъnęgъ, *kъnь. В словах kniga «название птицы», knieja «лес» развития kń > kś нет, косвенные падежи от kień «пень» (knia и д. т.) ничего не показывают, так как там могло быть выравнивание. В словах kniga > księga и kniądz > ksiądz наблюдаем kń > kś, но там же после него идет и носовой гласный, что говорит о диссимилятивном характере этого явления."[4]

Древнерусский язык

цслав юсеница - дррус гоус+ьница.

Якобсон объясняет г- в дррус гоужь как протетический звук.

Выпадение "г" между гласными: "кнеинею" (Типографская летопись 6760), "Анна реина" (ср. старофранцузское reine), поибъ (Рев. Арх. #30, XVI1 (ДНД2 604))

дехтярная яма - от дёготь

бласловл+ьнье, бласловляю (грамота ок. 1300, Полоцк) (Богор. 458)

в современном русском -ого через [в]

Шигобернъ/Шихъбернъ (Лаврентьевская летопись)

дррус идЕ 'где'

"§ 7.6. Книжное произношение г. Особенностью русского книжного произношения является фрикативное произношение буквы г как [γ]. Это произношение отличается от южнославянского произношения этой буквы как смычного [g]. Есть основания полагать, что такая манера чтения характеризует уже начальный этап русской книжной традиции.

Смычный или фрикативный характер звонкого заднеязычного является, по-видимому, одной из древнейших диалектных черт, противопоставлявших северные и южные восточнославянские говоры (Хабургаев, 1980, с. 87). Книжное произношение г как фрикативного на южной территории возникло в результате адаптации церковнославянской орфоэпии к фонетике живого языка. Таким образом, на юге Киевской Руси книжное и живое произношение не были противопоставлены по данному признаку. Видимо, уже в древнейший период такое книжное произношение распространилось и на всю остальную территорию Киевской Руси, при этом на севере оно оказывалось противопоставленным живому произношению. По словам А. А. Шахматова, «усваивая себе церковнославянское произношение, новгородское духовенство подражало при этом киевскому» (Шахматов, 1941, с. 91). Таким образом, южнорусская манера чтения воспринималась в северной Руси как специфически книжная.

Естественно, что фрикативное или взрывное произношение г не может непосредственно отражаться в орфографии церковнославянских текстов: каким бы ни было произношение, между буквой г и соответствующим звуком ([γ] или [g]) устанавливается однозначная корреляция. В написании реальный характер произношения г может отражаться только в виде спорадических ошибок. Ошибки здесь могут быть двух типов: либо смешение буквы г с χ (или реже с другой буквой, обозначающей фрикативный), либо опущение буквы г.

Спорадическое смешение г и χ, обнаруживающее фрикативное произношение г, наблюдается в ряде древнейших русских церковнославянских рукописей. Так, в частности, в Изб. 1073 находим кънїхъчии (л. 232в) наряду с кънигъчиѭ (там же) и кънигъчиіа (л. 199а) (ср., впрочем, форму книхчии в Супр. рукописи, с. 135), в Сл. Гр. Бог. XI в. χодъ вместо годъ (л. 1466), слоуχъ вместо слоугъ (л. 336а), ср. еще врѣхомъ вместо грѣхомъ в Леств. XII в. (л. 127). Правда, поскольку все перечисленные памятники не имеют северных черт, т.е. могут рассматриваться как южнорусские, смешение г и χ в них может объясняться и как отражение разговорного произношения. Аналогичные написания, однако, встречаются и в рукописях северного происхождения. Так, в Студ. уставе XII в., обнаруживающем черты новгородского происхождения (в нем отражается цоканье и встречаются написания с жг — Дурново, IV, с. 84), находим χроушѣ вместо гроушѣ (л. 208). В Кондакаре ОИДР XII в. находим съгрдни вместо съχрани (л. 4 об.); этот кондакарь относят к северо-западной территории (в нем отражается цоканье и смешиваются оу и в — Тихомиров, II, с. 134), где современное диалектное произношение дает [γ]; следует полагать, однако, что в XII в. здесь имело место произношение [g], которое позднее было вытеснено фрикативным произношением (Хабургаев, 1980, с. 87, 118). В ростово-суздальских, как полагают, Пандектах Никона Черногорца XIV в. (ГБЛ, ф. 304, № 14) имеем грѣговнѣм вместо грѣχовнѣм (л. 158). Вместе с тем в великорусских рукописях XV-XVII вв. встречаем частое написание χрѣχ (Виноградов, 1923, с. 285; Пруссак, 1915, с. 45; Котков, 1974, с. 175; Винокур, 1959, с. 59; Панченко, 1973, с. 204).

О фонетической значимости смешения букв г и х свидетельствуют современные малограмотные записи, принадлежащие носителям диалектов с [γ], такие как холова («голова»), хордо («гордо») или грамавой («храмовый») (Чернышев, 1898, с. 223). Отметим еще любопытную описку в письме А. М. Дмитриева-Мамонова к Екатерине II от 5 июня 1790 г.: «Да дастъ... вергь надъ врагами Вашими...» (Грот, 1911, с. 5).

О фрикативном произношении г может свидетельствовать и пропуск этой буквы. Оставляя в стороне примеры относительно непоказательные, которые могут получать особую интерпретацию или объясняться простой опиской (ср. в Изб. 1073 бо вместо богъ, л. 50; в Изб. 1076 сърѣшѫ вместо съргѣшѫ, л. 1 об.; в Леств. XII в. оумѧчи вместо оумѧгчи , л. 45, оумѧчиша вместо оумѧгчиша, л. 83, оумѧчєно вместо оумѧгчєно, л. 116 об.; овъда вместо овъгда, л. 45; в формах оумѧчи и овъгда буква г приписана позднейшей рукой — Владимиров, 1899, с. 104), отметим достаточно часто встречающиеся написания осподь, осподарь, оснодинъ и т.п., ср. ѡсподарѧ, род. ед., в надписи на чаре черниговского князя Владимира Давыдовича 1139-1151 гг. (Рыбаков, 1964, с. 28, № 24).

Особенно показательны подобные формы в текстах великорусского происхождения, например, в новгородских берестяных грамотах ХГУ-ХУ вв. (например, грамоты № 17, 22, 23, 31, 131, 135, 166, 242, 243, 284, 301, 302, 305, 307, 310, 359, 372, 406, 413, 446, 465, 466, 469, 494, 519, 540, 579, 693); аналогичные формы встречаются и в пергаменных новгородских грамотах XIV в. (Шахматов, 1895, с. 166), равно как и в псковских текстах (там же; Каринский, 1909, с. 86). Подобные формы обусловлены потерей фрикативного звука, свойственного церковнославянской орфоэпии, причем не исключено, что само отсутствие звука могло приобретать своего рода гиперкорректный характер и определять таким образом особую манеру книжного произношения соответствующих форм в XIV—XV вв. В этом плане может трактоваться сообщение IV Новгородской летописи (по Синодальному списку) под 1476 г.: «Той же зимы нѣкторыи филосоθовѣ начаша пѣти: О Господи помилуй, а друзѣи: Осподи помилуй» (ГИМ, Син. 151, л. 413 об.; неточное воспроизведение: ПСРЛ, IV, 1, с. 449).

В этой связи представляют интерес тайнописные передачи слова «Осподи» в записях на книгах XV в. Ср. запись на Минее XV в. собр. Троице-Сергиевой Лавры Олноци Илулє, т.е. «Осподи Исусе» (Иларий и Арсений, 1878, с. 178, № 546), или запись на Минее XV в. собр. Архангельского собора Олноци п, т.е. «Осподи помози» (Сперанский, 1981, с. 327). Если форму Осподи надо рассматривать в качестве транскрипции реального (по всей видимости, книжного) произношения, то цитированные тайнописные формы представляют собой результат транслитерации этой транскрипции — и то обстоятельство, что данные формы при этом сохранялись (пройдя, так сказать, через двойную трансформацию), свидетельствует о том, что они должны были восприниматься как нормальные.

О фонетической значимости опущения буквы г свидетельствуют при этом малограмотные написания типа орох («горох»), олова («голова»), уляти («гуляти») в украинской диалектной среде (Тимошенко, 1954, с. 69).

Помимо написаний древних рукописей, о фрикативном характере г в книжном произношении свидетельствует традиция транслитерации иностранных слов, при которой латинская буква h передается через г. Такой способ передачи несомненно объясняется тем, что при обучении азбуке букву г учили читать как фрикативный звук. Соответственно, акустически сходный звук [h] иноязычной речи закономерно передается буквой г. Наиболее ранние примеры такого рода представлены в новгородских берестяных грамотах, где воспроизводятся финские формы. Так, в грамоте № 403 (второй половины XIV в.) финское слово hylkiä передается как гугкиѧ (Хелимский, 1986, с. 254); в грамоте № 2 (XIV—XV в.) финское название Huhmar передается как гугморо (Кипарский, 1959, с. 87 ел.). Традиция такой передачи иноязычного h дошла до наших дней; такая традиция характерна для транслитерации, тогда как транскрипция тех же слов может передавать реальное произношение, и это отражает разницу между книжными и некнижными заимствованиями (такими, например, как Гамбург и Амбурк). Установившаяся таким образом корреляция между латинской буквой h и русской буквой г становится автоматической и оказывается независимой от характера произношения буквы г. Соответственно, иностранные имена, такие как Heine, Hitler, Hermann Hesse и т.п., в XIX—XX вв. передаются как Гейне, Гитлер, Герман Гессе и т.п. Эти формы читаются по нормам современной русской орфоэпии, безотносительно к исходной фонетической форме; в результате фрикативному согласному [h] иностранного имени соответствует смычный согласный [g] в русской передаче этого имени.

Указания на фрикативное произношение г содержатся и в грамматических сочинениях XVI в., где приводятся параллельные ряды так называемых «сходительных» согласных, т.е. согласных, противопоставленных по звонкости—глухости, причем коррелятом к г здесь выступает χ, а не к: пара г — χ приводится наряду с парами б - п, в - ф (θ), д - т, ж - ш, з (ς) - с (Ягич, 1896, с. 371). В одном грамматическом сочинении XVI в. специально подчеркивается, что церковнославянской букве (т.е. звуку) глаголь соответствует у греков «кгамма, понеже во грѣцех глаголя нѣсть» (Ягич, 1896, с. 404; Петровский, 1888, с. 15); ясно, что речь идет о соответствии церковнославянского фрикативного [γ] и греческого взрывного [g]. О том, что в русском языке, как и в чешском, г произносится как h, свидетельствует в XVI в. и Герберштейн, имея при этом в виду, надо думать, книжное произношение (Исаченко, 1957, с. 342). Такое произношение прослеживается у него, в частности, в транскрипции собственных имен. Герберштейн основывается при этом на тексте летописи, которая ему читалась вслух книжником или толмачом, причем чтение основывалось на нормах книжного произношения (Исаченко, 1975, с. 108; ср. выше о принадлежности летописей к церковнославянской традиции, § 5.2.1); даже если летописи переводились для Герберштейна, собственные имена звучали в церковнославянском произношении.

Отметим еще несколько любопытных фактов, которые так или иначе указывают на фрикативное произношение г. В акростишном каноне Феодосию Печерскому, относящемся еще к дотатарскому времени, читается форма Хригоров вместо Григоров (Чижевский, 1970, с. 103). Фрикативное произношение г отражается и в передаче имени св. Глеба в виде формы Хлѣбъ. в южнославянских памятниках. Надо полагать, что имена свв. Бориса и Глеба, которые появляются в южнославянских месяцесловах в XIII в. (может быть, после специального канонического акта — см. Мошин, 1963, с. 80), осознавались как имена русских святых, в связи с чем в южнославянских текстах и могло передаваться специфически русское (возможно, именно церковное) звучание последнего имени (см. примеры из текстов ХІІІ-ХІV вв.: Яцимирский, 1916, с. 194—199; Лавров, 1928, с. 40-41; Лесн. пролог 1330 г., с. 25-26, 227, 301; Павлова, 1988, с. 29, 32-34; Павлова, 1993, с. 94-95; Абрамович, 1916, с. 99-101, 104, 109). Написание Хлѣба вместо Глѣба встречается и в заглавии повести (по-видимому, проложной) о перенесении ветхих гробниц свв. Бориса и Глеба, известной в русском списке XVI в. (ГБЛ, ф. 304, № 793, л. 1; см. Воронин и Жуковская, 1976, с. 71); возможно, в заглавии этой повести отразился южнославянский протограф. Константин Костенечский (XV в.) специально указывает, что русские произносят χосподинє (Ягич, 1896, с. 109, 90—91), однако он может иметь в виду южнорусское произношение. Вместе с тем в старопольском языке зафиксировано слово borys в значении «хлеб», что предполагает ассоциацию Глѣбъ — хлѣбъ. Характерно, что в Белоруссии черный хлеб может называться борис, а белый — глеб (Снегирев, I, с. 212).

Фрикативное произношение г сохранялось в церковном чтении до начала XX в., когда в семинариях стали учить читать г как [g], видимо, воспринимая старую манеру чтения как провинциальную (украинскую); у старообрядцев такое произношение сохраняется до сегодня (Успенский, 1967а/1997, с. 299-300; Успенский, 1968, с. 40-43; Успенский, 1971, с. 15-16). В XVIII - первой половине XIX в. такое произношение было обязательным в высоком стиле (см. Успенский, 1973а/1996). Остатком такого произношения является фрикативный на месте г в словах Бог, Господь, благо, богатый."

Древненовгородский диалект

Свидетельства взрывного г

Гюрги=Дюрди=Дурди (Ипат., Хлебниковский список, новг грамота 867 - ДНД2 324)

podevi kon ffgleff - bring dat pert in den stall (словарь Фенне новг. диалекта по ДНД2 299) /странная запись выражения "в хлев"/

повегли вместо поведли, блюгли вместо блюдли - нек. документы Псков (и Новгород?) XIV-XVI вв. - взрывное г

андел < ангел в северных говорах. Ср. чеш anděl.

Фин. piirakka < пирогъ, kiipeli < гибель, pakana< поганъ, но puhatta/pohatta < богатъ.

(вологодская грамота 1) Для Севера, где [g] взрывное, это не так, но и там мы имеем устаревшее генварь наряду с январь (начиная с Остромирова евангелия), соответствие типа gintaras —янтарь. Даже в новгородских грамотах есть написания типа погихати (вместо поѣхати), так что это и северовеликорусское диалектное явление тоже. Вариант «Гяков» встретился нам впервые, не случайно вы угадали его только с 15-го раза. http://mitrius.livejournal.com/984865.html

Свидетельства фрикативного г

новг кодъ "когда"; по ДНД2 485 от *къдъ

"къ Гюргю къ Всеволодицю" (1 Новг ст. изв. 6730), "къ Юрью ко Всеволодицю" (1 Новг мл. изв. 6730). Оба извода считаются записанными одним писцом. О мене г' на j тут на бесспорно новгородском материале: ДНД2 с.104.

г вместо j: погиха(ти) и вероятно мравгици (ДНД2 с.92)

Древненовгородские "осподине" (Зализняк ДНД2 с.36), анеело (ДНД2 с.92), ороханело (ДНД2 с.92) (XIII в.), бласлови и т.п. (XII в.) (ДНД2 с.76).

В НПК одно и то же селище названо Хл+ьбцово (VI: 794) и Гл+ьбцово (VI: 478) (ДНД2 668) /объясняет через ассоциацию слов Глеб и хлеб/

Московский диалект

В московском диалекте до 18 века нет датированных свидетельств взрывного г.

Самое раннее - фланг (с 1704: фланка, флянка; когда впервые записано через г - неизвестно) < польск. flanka, flank (анг flank, голл flank, фр flanc, ит fianco, нем Flanke).

В советской прессе довольно часто триггером ошибочно именовали триер (машину, входящую в состав семяочистительных линий).

Свидетельства фрикативного г

Из предисловия к "Московии": "Вопреки обыкновению других славян русские произносят букву "g" как придыхательное "h", почти на чешский лад. Поэтому хотя они и пишут Iugra, Wolga, но произносят все же Iuhra, Wolha." (Сигизмунд Герберштейн, в 1516 и 1526 годах ездил с посольством из Вены в Москву[5])

кнеиня (письма Алексея Михайловича к стольнику Матюшкину 1646-1662) (Богор. 464)

Московский летописный свод конца XV в. (ПСРЛ т.25), год 6745 (Батыева рать), л.158: "и слепыя и хромыя и хлухия" (вместо "глухия"). Основной текст публикуется по Уваровскому списку (первая треть XVI в.). Поскольку разночтения не дано, то в Эрмитажном списке (сер. XVIII в.) то же самое.

Львовская летопись (ПСРЛ т.20), конкретно Царственная книга, год 7044 (л.619 и далее повторяется): "Сафа Кирей" (вместо "Гирей", т.е. имя со взрывной расслышано неверно). Далее (л. 621): "месяца генуариа 9" (вместо "енуариа"), это объясняется греческой формой: "Через греч. γενουάρι(ο)ς, ἰανουάριος из лат. iānuārius от Jānus -- древний италийский бог обращения солнца; см. Фасмер, ИОРЯС 12, 2, 226; Гр.-сл. эт. 47; Соболевский, РФВ 9, 3; Г. Майер, Ngr. Stud. 3, 19. Ср.-греч. γε- произносилось как jе-." Разночтений опять нет. Публикуется по изданию Львова (1792) и двум рукописям - Эттеровой (XVI в.) и Комиссейской (XVIII в.).

Элементы фрикативного г в старомосковском произношении

В разных грамматиках указаны разные списки слов с фрикативным г и оглушением г в х:

• г фрикативное "в косвенных падежах речения Богъ, как: Бога, Богу, Богомъ, Боги, Боговъ и проч. В речениях: Господь, гласъ, благо и в их производных и сложенных: государь, государство, господинъ, господствую, разглашаю, благодать, благословляю, благодарю и проч.", "как х в именительном единственном Богъ и в иностранных, кончащихся на ургъ: Санктпетербургъ, Марбургъ, в средине речений, перед твердыми согласными, как: лехкой, мяхкой вместо: легкой, мягкой", ср. Питербурх (Google: 3 860), хотя может быть от голландского
• г фрикативное в Господь, благо, богатство, в косвенных падежах слова Бог, Петербурга, Лейпцига и проч., но в !!!Рязанском!!! (очень сомнительное свидетельство - Alone Coder, Рязань) диалекте они выговариваются твёрдо (Грот СВ 80/81)
• г фрикативное (обозначено г\х (х сверху)) в тогда, когда, всегда, иногда, Петербурга, Выборгу, Лейпцигом, Берге и т.п. (Грот. Русское правописание - с.20-21/)
• г фрикативное в московском произношении в немногих словах: коготь, ноготь, когда, лёгок, мягок, реже богатырь и богатый, тогда, где (Дурново 2000 87-88/)
• г фрикативное мягкое в "боги" = j (Дурново 2000 88/), Богородицкий против. Тут j with curl, а обычное вставное j между гласными (в тех диалектах, где оно есть) - без curl, однако в начале отдельного слова (не в случае, когда этому предшествовало слово, оканчивающееся на гласную!) - с curl, но: "В русском литературном произношении собственно j известно лишь в положении до ударения перед гласной (ударяемой и неударяемой); к приведенным выше примерам прибавлю: моя, боюсь, питьё, свинья, еловый (читай: маjа, баjус, питьjо, свиньjа, jиловый), а после ударения и перед согласной обыкновенно уже не j, а и неслоговое: сарай, пойду, вымою (= вымойу), платье (= платьйе)." (Дурново 2000 89/)

Фрикативная Г в Академии наук в XVIII в., и в каких словах использовалась взрывная: [6]

чего-чё, сегодня-сёдня, тада (= тогда) даже в Москве (и тадЫ), кадА (каА)=когда (и кадЫ)

В языке Пушкина имеется взрывное г (этот факт отмечен, в частности, Томашевским): "венок - бог" ("Торжество Вакха"), при наличии фрикативного (факт существования у Пушкина рифм на фрикативное г пушкинисты предпочитают вообще не упоминать): "мох - рог" ("Сраженный рыцарь"), "богов - стихов" ("Рифма, звучная подруга..." и "Восстань, о Греция, восстань..."). Возможно взрывное г объясняется тем, что Пушкин с самого раннего детства говорил на французском, в Лицее у него было прозвище "француз".. Рифмы "гог - бог" ("Тень Фон-Визина"), "богом - залогом" ("Элегия"), "бог - мог" ("Амур и Гименей"), "строгом - богом" ("Безверие") мало о чём говорят.

Оглушение в "х": книхъ (Пётр I), вокрух, вдрух, снех[7].

"Произношение [х] на месте г на конце слова, в особенности в отдельных словах, например, в слове ша[х] встречается и в некоторых севернорусских говорах" [Аванесов 1972: 96] "В отдельных с-в-р говорах (главным образом, в Архангельской, Вологодской, Молотовской областях, а также в Забайкалье) в результате ослабления на конце слова артикуляции г в соответствии с г взрывным в этом положении [на конце слова - 4u6] произносится х: ночл'ега, но ночл'ех; рога, но рох; т'ел'ега, но т'ел'ех; вокрух; шагат', но шах" [Аванесов 1499: 142][8]

эй-эй-эй = эгегей

Современные тенденции

Под влиянием "языка радио" и требований к "грамотной речи" фрикативное г постепенно отмирает. Оглушение в "х" на конце слов отмирает медленнее. В ДАРЯ есть зоны с взрывным "г" и оглушением в "х" (т.е. раньше было фрикативное "г"), но нет зон с фрикативным "г" и оглушением в "к" (т.е. обратного процесса нет). Гиперкоррекция: "грЕк рабОтать" (Ларина, Рязань).